- Специальный корреспондент
На поверхности комбинат Росрезерва "Эталон" выглядит мило — это, наверное, самое подходящее слово. Аккуратные серые домики, ухоженные цветочные клумбы. Внутри зданий цветов тоже много — горшки почти на каждом этаже. Очень чисто. Даже слишком — по-военному. Самое интересное и самое секретное, конечно, не здесь. На огромной глубине живет настоящий подземный город, точнее — подземная крепость, способная выдержать взрыв ядерной или нейтронной бомбы и работать автономно — без связи с внешним миром
На складах Росрезерва хранятся любые товары, которые могут понадобиться для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, мобилизации ресурсов страны в случае военных конфликтов, и все, что нужно для оказания гуманитарной помощи другим странам: продовольствие, нефтепродукты, металлы, медикаменты и многое, многое другое. Номенклатуру пересматривают каждый год, но что именно в нее входит — государственная тайна.
Хранилища есть в каждом регионе страны, но то, в которое накануне своего 90-летия Росрезерв решил пустить нас, — особенное.
Шахта
Желтая клеть закрывается, начинается спуск. Сначала в полной темноте, потом Гавриил, наш фотограф, включает фонарь, и в круге света появляется ржавая стенка шахты. Их специально не красят — по ржавчине можно быстро определить любую протечку.
Фонари нам выдали заранее — громоздкие, на длинных толстых шнурах, чтобы можно было повесить на шею. Предупредили, чтобы мы с ними не расставались. Если вдруг внизу выключится свет, найти выход будет невозможно. Еще раньше вручили каски и толстые синие куртки — Любовь Николаевна Барулина, врио директора комбината, убедила, что в осеннем пальто под землей я очень быстро замерзну. Куртка мужская, поэтому рукава пришлось несколько раз подвернуть, и до карманов я могу дотянуться, только согнувшись пополам.
© Гавриил Григоров/ТАСС
— А вы видели ляды? — перекрикивает Любовь Николаевна металлический скрежет. — Мы их проезжали.
— А что такое ляды?
— Стальные заслонки, герметично перекрывающие шахту в случае чего.
— В случае чего именно? — спрашиваю я, но меня не слышат.
Спуск нетороплив, а спускаться нам глубоко — на 125 м. Это примерная высота пяти восьмиэтажных домов. Клеть подрагивает.
Спуститься в хранилища комбината можно по одной из двух шахт — северной и южной. И людей, и грузы спускают в одних и тех же клетях, но грузы разрешено размещать в два яруса. Есть еще запасной выход — лестница, но вряд ли кто-то решится ее одолеть без крайней необходимости. Этот путь работники гордо именуют "Барбосом" — после 40 лестничных проемов язык от усталости будет на плече даже у самого крепкого спортсмена.
В одной клети можно спустить до 10 человек. Нас меньше — около семи, но на площадке все равно тесновато, хотя, может быть, мне кажется — спуск под землю нервирует.
Останавливаемся. Приехали.
Подземелье
"Я никогда не езжу в лифте, замкнутых пространств ужасно боюсь. Просто не могу. Один-единственный раз застряла в лифте с племянницей, не паниковала только потому, что чувствовала ответственность за ребенка. А сюда езжу нормально — совсем не страшно", — говорит Любовь Николаевна. И правда, кажется, под землей все работники комбината чувствуют себя очень расслабленно. О 125 м породы над головой (гипс, прослойки доломитов, квартитов, селенитов и целых шесть водоносных горизонтов) никто то ли не вспоминает, то ли не беспокоится. Дело привычки.
Первое, что замечаешь, оказавшись в подземном городе, — акустика. Звуки здесь совсем другие: либо ватная тишина, либо металлический грохот. Внизу нас уже ждут поезд (так называют состав из тягача и нескольких платформ, на которых размещают грузы, спущенные с поверхности в той же клети до нас) и погрузчик.
© Гавриил Григоров/ТАСС
Что в картонных коробках — неизвестно, государственная тайна, как и карта подземелья, размер складов и многое другое. Добраться до места тоже было непросто — у комбината нет адреса, чтобы оформить командировку и объяснить водителю машины, почему он должен везти нас в Тульскую область, не зная пункта назначения — туда, не знаю куда, пришлось потратить не один час.
Идеально гладкие полы — асфальт с бетоном — и причудливые, неровные, лесенкой, стены из необработанной породы, плавно переходящие в такие же причудливые потолки. Когда-то здесь добывали гипс, а в 1968 году подземным царством завладел Росрезерв. В 74-м пришла первая партия продукции, а в 75-м начались регулярные массовые поставки. Любовь Николаевна работает здесь с 83-го — пришла сразу после специализированного колледжа.
"Проработала здесь всю жизнь, все связано с комбинатом. Точно могу сказать: комбинат люблю, считаю его вторым домом", — говорит она. Я верю.
Камера
Мы в транспортном коридоре. За тяжелыми дверьми толщиной чуть ли не в метр, навевающими воспоминания об огромных сейфах из шпионских блокбастеров, располагаются хранилища.
— Мы называем их камерами. Для тех, кто на поверхности, это конечно, склады. "Камера" звучит грозно, но мы привыкли, — рассказывает Любовь Николаевна.
— У вас тут и двери грозные.
— Здесь все связано с безопасностью. На случай аварий. Что здесь может случиться? Затопление водой, обрушение горной выработки или же пожар. Это три основных вида аварий. Все двери закрываются герметично — если где-то начнется потоп, вода далеко не пройдет. Чтобы не случилось обрушения, у нас есть специалисты по подъемным машинам и по обслуживанию горных выработок. Они ежемесячно простукивают стены. На случай пожара у нас есть пожарный поезд.
Аварий на этом комбинате никогда не случалось, но работники обязаны быть начеку.
Нагруженный товарами поезд — обычный, не пожарный, грохоча, отправляется вперед. Мы идем за ним — пешком, все, кроме одной из работниц комбината, по дороге прихватившей с мини-парковки велосипед. Новенькие блестящие велики — голубые, розовые, сиреневые — в тусклом искусственном свете выглядит фантасмагорично.
© Гавриил Григоров/ТАСС
На входе в камеру ставим подписи в журнале посетителей. Все, даже глава комбината. Правила здесь строгие. Возле входа на стене висит стационарный телефон — единственная связь с внешним миром, точнее, с одним кабинетом наверху, где всегда есть дежурный. Мобильный тут, конечно, не работает. Проблемы с сетью начались еще на подъезде к наземной части комбината.
Коридор тянется бесконечно, дальше, чем может увидеть глаз. Справа — стена пещеры, слева — аккуратные башни обезличенных картонных коробок. Вдоль них мы и идем.
Работа
В подземелье всегда одинаково прохладно — около 10 градусов. Погода на поверхности на это никак не влияет. Работники шутят, что зимой и летом всем хочется работать внизу — нет лучше места, чтобы спрятаться от холода и от жары.
В подземных коридорах естественным путем сложились идеальные условия для хранения большей части товаров. В этом и заключается уникальность комбината. Помогает сохранности запасов и то, что на такой глубине никто не живет — ни грызуны, ни насекомые. Тем не менее и за температурой, и за влажностью внимательно следят, а камеры обрабатывают от вредителей — для профилактики. Кроме того, все помещения приходится продувать — чтобы влага не скапливалась под поддонами и воздух не застаивался.
© Гавриил Григоров/ТАСС
Кажется, что "контроль" для всех сотрудников комбината — главное в жизни слово. Всю поступающую на склад продукцию внимательно проверяют — и на входе, и на протяжении всего срока хранения, который может достигать пяти лет. Каждое движение регламентировано — анализы, сроки, документация.
Это касается и безопасности. В каждом коридоре есть датчики движения — чтобы поезда ни в коем случае не столкнулись, на каждой двери — сигнализация. Обычно в шахтах подъемные машины устанавливают на поверхности, а здесь они тоже спрятаны под землей. И внизу, и наверху ведется круглосуточное дежурство — приказ отпустить необходимые товары может поступить в любой момент. Куда они отправятся, сотрудники хранилища не знают, а зачастую не знает и руководитель комбината.
— Обратите внимание, как чисто! А у нас ведь нет ни электровеников, ни какого-либо специального оборудования. У нас и уборщица всего одна, — говорит Любовь Николаевна.
— Как одна? На весь подземный город?
— Люди работают и убирают за собой рабочее место. Дисциплина.
Мы под землей уже больше часа. Каска начинает больно давить на уши. К такому меня даже медицинские маски не подготовили.
Люди
Новоторжский колледж — единственное в России, да и в СНГ, учебное заведение, которое готовит сотрудников государственного резерва: механиков, нефтяников, товароведов, экспертов по качеству и других. Многие сотрудники комбината — его выпускники, и практически все хоть раз бывали в этом колледже на специализированных курсах. Есть, к примеру, курс по гречневой и рисовой крупе, есть — по подсолнечному маслу, есть — по дегустации.
Начальница лаборатории комбината Инна Вячеславовна Демидова побывала на множестве таких — учиться приходится постоянно. В "Эталоне" она работает с 93-го года — 28 лет. Для Росрезерва это не редкость. Многие сотрудники приходят работать на комбинат в молодости и остаются здесь на десятилетия, иногда до самого выхода на пенсию.
"Много тех, кто пришел в 90-е. Мы в Росрезерве выживали, особенно когда у родственников не было работы. Здесь всегда платили вовремя, мы так кормили семьи. Теперь не изменяем своему комбинату, будем здесь до конца", — говорит Инна Вячеславовна.
Впереди наконец-то становится виден поезд с коробками, за которым мы шли все это время. Конца камеры по-прежнему не видно — коридор растворяется в темноте, и неизвестно, сколько еще здесь можно идти по прямой: час? два? Начинается разгрузка — коробки укладывают штабелями. Погрузчик пищит, и это — единственный звук, который остается, когда мы останавливаемся и замолкаем.
© Гавриил Григоров/ТАСС
Не все работники комбината проводят под землей много времени. Сотрудники лаборатории, к примеру, спускаются в основном для того, чтобы взять образцы продукции для анализов. Но машинисты и диспетчеры работают на глубине по восемь часов в день — из недели в неделю, из года в год.
"Ограничения по здоровью здесь такие, как будто нас в космос отправляют. А люди ведь не молодеют. Подземный стаж нам не засчитывают, но требования по медосмотрам очень серьезные, как у шахтеров", — говорит Любовь Николаевна.
Стоять на месте холодно. Когда погрузка заканчивается, мы разворачиваемся и идем обратно — гораздо быстрее, чем шли сюда. Подгоняет не только холод, но и голод — наверху в лаборатории нам обещали дегустацию гречки и тушенки из местных запасов.
На выходе из камеры в транспортный коридор снова подписываемся в журнале. За нами начинают закрывать дверь. Раздается звон сигнализации, похожий на школьный звонок, только громче и протяжнее, потом вдруг обрывается. По ту сторону чудовищной двери пустая камера погружается в абсолютную тишину.
На складах Росрезерва хранятся любые товары, которые могут понадобиться для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, мобилизации ресурсов страны в случае военных конфликтов, и все, что нужно для оказания гуманитарной помощи другим странам: продовольствие, нефтепродукты, металлы, медикаменты и многое, многое другое. Номенклатуру пересматривают каждый год, но что именно в нее входит — государственная тайна.
Хранилища есть в каждом регионе страны, но то, в которое накануне своего 90-летия Росрезерв решил пустить нас, — особенное.
Шахта
Желтая клеть закрывается, начинается спуск. Сначала в полной темноте, потом Гавриил, наш фотограф, включает фонарь, и в круге света появляется ржавая стенка шахты. Их специально не красят — по ржавчине можно быстро определить любую протечку.
Фонари нам выдали заранее — громоздкие, на длинных толстых шнурах, чтобы можно было повесить на шею. Предупредили, чтобы мы с ними не расставались. Если вдруг внизу выключится свет, найти выход будет невозможно. Еще раньше вручили каски и толстые синие куртки — Любовь Николаевна Барулина, врио директора комбината, убедила, что в осеннем пальто под землей я очень быстро замерзну. Куртка мужская, поэтому рукава пришлось несколько раз подвернуть, и до карманов я могу дотянуться, только согнувшись пополам.
© Гавриил Григоров/ТАСС
— А вы видели ляды? — перекрикивает Любовь Николаевна металлический скрежет. — Мы их проезжали.
— А что такое ляды?
— Стальные заслонки, герметично перекрывающие шахту в случае чего.
— В случае чего именно? — спрашиваю я, но меня не слышат.
Спуск нетороплив, а спускаться нам глубоко — на 125 м. Это примерная высота пяти восьмиэтажных домов. Клеть подрагивает.
Спуститься в хранилища комбината можно по одной из двух шахт — северной и южной. И людей, и грузы спускают в одних и тех же клетях, но грузы разрешено размещать в два яруса. Есть еще запасной выход — лестница, но вряд ли кто-то решится ее одолеть без крайней необходимости. Этот путь работники гордо именуют "Барбосом" — после 40 лестничных проемов язык от усталости будет на плече даже у самого крепкого спортсмена.
В одной клети можно спустить до 10 человек. Нас меньше — около семи, но на площадке все равно тесновато, хотя, может быть, мне кажется — спуск под землю нервирует.
Останавливаемся. Приехали.
Подземелье
"Я никогда не езжу в лифте, замкнутых пространств ужасно боюсь. Просто не могу. Один-единственный раз застряла в лифте с племянницей, не паниковала только потому, что чувствовала ответственность за ребенка. А сюда езжу нормально — совсем не страшно", — говорит Любовь Николаевна. И правда, кажется, под землей все работники комбината чувствуют себя очень расслабленно. О 125 м породы над головой (гипс, прослойки доломитов, квартитов, селенитов и целых шесть водоносных горизонтов) никто то ли не вспоминает, то ли не беспокоится. Дело привычки.
Первое, что замечаешь, оказавшись в подземном городе, — акустика. Звуки здесь совсем другие: либо ватная тишина, либо металлический грохот. Внизу нас уже ждут поезд (так называют состав из тягача и нескольких платформ, на которых размещают грузы, спущенные с поверхности в той же клети до нас) и погрузчик.
© Гавриил Григоров/ТАСС
Что в картонных коробках — неизвестно, государственная тайна, как и карта подземелья, размер складов и многое другое. Добраться до места тоже было непросто — у комбината нет адреса, чтобы оформить командировку и объяснить водителю машины, почему он должен везти нас в Тульскую область, не зная пункта назначения — туда, не знаю куда, пришлось потратить не один час.
Идеально гладкие полы — асфальт с бетоном — и причудливые, неровные, лесенкой, стены из необработанной породы, плавно переходящие в такие же причудливые потолки. Когда-то здесь добывали гипс, а в 1968 году подземным царством завладел Росрезерв. В 74-м пришла первая партия продукции, а в 75-м начались регулярные массовые поставки. Любовь Николаевна работает здесь с 83-го — пришла сразу после специализированного колледжа.
"Проработала здесь всю жизнь, все связано с комбинатом. Точно могу сказать: комбинат люблю, считаю его вторым домом", — говорит она. Я верю.
Камера
Мы в транспортном коридоре. За тяжелыми дверьми толщиной чуть ли не в метр, навевающими воспоминания об огромных сейфах из шпионских блокбастеров, располагаются хранилища.
— Мы называем их камерами. Для тех, кто на поверхности, это конечно, склады. "Камера" звучит грозно, но мы привыкли, — рассказывает Любовь Николаевна.
— У вас тут и двери грозные.
— Здесь все связано с безопасностью. На случай аварий. Что здесь может случиться? Затопление водой, обрушение горной выработки или же пожар. Это три основных вида аварий. Все двери закрываются герметично — если где-то начнется потоп, вода далеко не пройдет. Чтобы не случилось обрушения, у нас есть специалисты по подъемным машинам и по обслуживанию горных выработок. Они ежемесячно простукивают стены. На случай пожара у нас есть пожарный поезд.
Аварий на этом комбинате никогда не случалось, но работники обязаны быть начеку.
Нагруженный товарами поезд — обычный, не пожарный, грохоча, отправляется вперед. Мы идем за ним — пешком, все, кроме одной из работниц комбината, по дороге прихватившей с мини-парковки велосипед. Новенькие блестящие велики — голубые, розовые, сиреневые — в тусклом искусственном свете выглядит фантасмагорично.
© Гавриил Григоров/ТАСС
На входе в камеру ставим подписи в журнале посетителей. Все, даже глава комбината. Правила здесь строгие. Возле входа на стене висит стационарный телефон — единственная связь с внешним миром, точнее, с одним кабинетом наверху, где всегда есть дежурный. Мобильный тут, конечно, не работает. Проблемы с сетью начались еще на подъезде к наземной части комбината.
Коридор тянется бесконечно, дальше, чем может увидеть глаз. Справа — стена пещеры, слева — аккуратные башни обезличенных картонных коробок. Вдоль них мы и идем.
Работа
В подземелье всегда одинаково прохладно — около 10 градусов. Погода на поверхности на это никак не влияет. Работники шутят, что зимой и летом всем хочется работать внизу — нет лучше места, чтобы спрятаться от холода и от жары.
В подземных коридорах естественным путем сложились идеальные условия для хранения большей части товаров. В этом и заключается уникальность комбината. Помогает сохранности запасов и то, что на такой глубине никто не живет — ни грызуны, ни насекомые. Тем не менее и за температурой, и за влажностью внимательно следят, а камеры обрабатывают от вредителей — для профилактики. Кроме того, все помещения приходится продувать — чтобы влага не скапливалась под поддонами и воздух не застаивался.
© Гавриил Григоров/ТАСС
Кажется, что "контроль" для всех сотрудников комбината — главное в жизни слово. Всю поступающую на склад продукцию внимательно проверяют — и на входе, и на протяжении всего срока хранения, который может достигать пяти лет. Каждое движение регламентировано — анализы, сроки, документация.
Это касается и безопасности. В каждом коридоре есть датчики движения — чтобы поезда ни в коем случае не столкнулись, на каждой двери — сигнализация. Обычно в шахтах подъемные машины устанавливают на поверхности, а здесь они тоже спрятаны под землей. И внизу, и наверху ведется круглосуточное дежурство — приказ отпустить необходимые товары может поступить в любой момент. Куда они отправятся, сотрудники хранилища не знают, а зачастую не знает и руководитель комбината.
— Обратите внимание, как чисто! А у нас ведь нет ни электровеников, ни какого-либо специального оборудования. У нас и уборщица всего одна, — говорит Любовь Николаевна.
— Как одна? На весь подземный город?
— Люди работают и убирают за собой рабочее место. Дисциплина.
Мы под землей уже больше часа. Каска начинает больно давить на уши. К такому меня даже медицинские маски не подготовили.
Люди
Новоторжский колледж — единственное в России, да и в СНГ, учебное заведение, которое готовит сотрудников государственного резерва: механиков, нефтяников, товароведов, экспертов по качеству и других. Многие сотрудники комбината — его выпускники, и практически все хоть раз бывали в этом колледже на специализированных курсах. Есть, к примеру, курс по гречневой и рисовой крупе, есть — по подсолнечному маслу, есть — по дегустации.
Начальница лаборатории комбината Инна Вячеславовна Демидова побывала на множестве таких — учиться приходится постоянно. В "Эталоне" она работает с 93-го года — 28 лет. Для Росрезерва это не редкость. Многие сотрудники приходят работать на комбинат в молодости и остаются здесь на десятилетия, иногда до самого выхода на пенсию.
"Много тех, кто пришел в 90-е. Мы в Росрезерве выживали, особенно когда у родственников не было работы. Здесь всегда платили вовремя, мы так кормили семьи. Теперь не изменяем своему комбинату, будем здесь до конца", — говорит Инна Вячеславовна.
Впереди наконец-то становится виден поезд с коробками, за которым мы шли все это время. Конца камеры по-прежнему не видно — коридор растворяется в темноте, и неизвестно, сколько еще здесь можно идти по прямой: час? два? Начинается разгрузка — коробки укладывают штабелями. Погрузчик пищит, и это — единственный звук, который остается, когда мы останавливаемся и замолкаем.
© Гавриил Григоров/ТАСС
Не все работники комбината проводят под землей много времени. Сотрудники лаборатории, к примеру, спускаются в основном для того, чтобы взять образцы продукции для анализов. Но машинисты и диспетчеры работают на глубине по восемь часов в день — из недели в неделю, из года в год.
"Ограничения по здоровью здесь такие, как будто нас в космос отправляют. А люди ведь не молодеют. Подземный стаж нам не засчитывают, но требования по медосмотрам очень серьезные, как у шахтеров", — говорит Любовь Николаевна.
Стоять на месте холодно. Когда погрузка заканчивается, мы разворачиваемся и идем обратно — гораздо быстрее, чем шли сюда. Подгоняет не только холод, но и голод — наверху в лаборатории нам обещали дегустацию гречки и тушенки из местных запасов.
На выходе из камеры в транспортный коридор снова подписываемся в журнале. За нами начинают закрывать дверь. Раздается звон сигнализации, похожий на школьный звонок, только громче и протяжнее, потом вдруг обрывается. По ту сторону чудовищной двери пустая камера погружается в абсолютную тишину.
