Дверь в кабинет Кожина открылась, и на пороге возникли две женщины сильно похожие лицами, но с совершенно разными эмоциями на них.
«Мама и дочка», — понял Кожин. Такой дуэт специалисту, удаляющему татуировки, был знаком прекрасно, и мужчина приготовился к сложной операции.
Само удаление было на самом деле относительно простым и быстрым, а вот причитания целомудренных родителей ― долгими, нудными и болезненными для ушей.
Мама ― женщина юбилейного возраста ― была чернее тучи и явно готовилась излить трагедию на душу Кожина. Наверняка она спросит ― то ли в шутку, то ли всерьез: «Можно ли лазером вывести из девичьей головы глупость и желание насолить бедной маме?»
Кожин предложил дамам присесть и изложить суть трагедии. Глазами он изучил открытые участки кожи и понял, что проблема имеет куда более интимный характер. Красное от стыда лицо молодой девушки только подтверждало его догадки.
— Ну, говори, чего молчишь-то, — буркнула мамаша и обиженно отвернулась к стене. Ей хотелось, чтобы там было окно, в которое она смотрела бы с тоской и стыдом, но там был только календарь с рекламой средства от насморка ― на него маман и переключила внимание, иногда шмыгая носом.
— Не переживайте, — улыбнулся Кожин девушке и негромко, но так, чтобы мамаша слышала, добавил: — Никто вас насильно не может принудить что-то делать со своим телом.
— Вот! Слышала! — резко повернулась мать. — А у нас налицо принуждение!
Кожин глубоко вдохнул. Он привык к тому, что люди старшего поколения считают тату-мастеров демонами-искусителями.
— Понимаете, это очень деликатный случай, — начала издалека девушка.
— У нас почти все такие, — признался косметолог.
— Моя мама познакомилась с очень хорошим, просто замечательным мужчиной…
— Это не твое дело, — вставила свои пять копеек мать, а Кожин уже не понимал куда ведет этот разговор.
— В общем, этот мужчина очень серьезный и интеллигентный, но при этом добрый и слегка религиозный…
«Боже мой, куда ты попала бедная девочка…» — думал про себя Кожин и уже мысленно ненавидел мать бедняжки.
— А у моей мамы… — опустила девушка глаза в пол, зарделась и стала красной, как азербайджанский томат.
Кожин напрягся: они подошли к сути.
— В общем, у нее этот проклятый Джими Хендрикс на копчике, и его надо убрать.
— Чего-чего? — не понял Кожин. — Какого еще Хендрикса с маминого копчика?
— Да я сама говорю: какого Хендрикса она меня жизни учит?! — не выдержала мать и вскочила с места. — Малявка жизни меня еще учит. Как будто я сама не разберусь!
— Мам. Тебя Николай точно бросит, если увидит твои эти наколки, и ты останешься одна. Повзрослей, наконец. Мне стыдно, что я тебе должна это объяснять.
— Стоп, — начал приходить в себя Кожин. — Так тату у вашей мамы? Не у вас?
— Да! Говорю же, Николай у нее. На сайте они познакомились. Он ее замуж позвал. Это очень восприимчивый человек. И не любит всякую там рок-музыку, тату, пирсинг. Я маму еле уговорила из языка штангу вынуть перед первым свиданием и маникюр нормальный сделать, без этих черепов дурацких.
— Зануда… — прошипела мать.
Кожин чуть не выпал в осадок. Он взглянул на обиженного возрастного ребенка и на праведную и упертую брюзгу двадцати лет отроду.
— Я все же повторю то, что сказал ранее, — обратился Кожин к матери: — Вы не обязаны.
— Она мне потом не простит. А я, как назло, люблю, — фыркнула мать.
Услышав это, молодая девушка улыбнулась и, откланявшись, покинула кабинет, сказав лишь:
― Спасибо. Я же как лучше для тебя хочу.
Когда дверь закрылась, мама хитро прищурилась, глядя на Кожина:
— Она просто не знает, что у меня еще Мэрилин Мэнсон на ягодице есть.
― Проходите на кушетку, ― еле сдерживая смех, махнул рукой Кожин.
Александр Райн
«Мама и дочка», — понял Кожин. Такой дуэт специалисту, удаляющему татуировки, был знаком прекрасно, и мужчина приготовился к сложной операции.
Само удаление было на самом деле относительно простым и быстрым, а вот причитания целомудренных родителей ― долгими, нудными и болезненными для ушей.
Мама ― женщина юбилейного возраста ― была чернее тучи и явно готовилась излить трагедию на душу Кожина. Наверняка она спросит ― то ли в шутку, то ли всерьез: «Можно ли лазером вывести из девичьей головы глупость и желание насолить бедной маме?»
Кожин предложил дамам присесть и изложить суть трагедии. Глазами он изучил открытые участки кожи и понял, что проблема имеет куда более интимный характер. Красное от стыда лицо молодой девушки только подтверждало его догадки.
— Ну, говори, чего молчишь-то, — буркнула мамаша и обиженно отвернулась к стене. Ей хотелось, чтобы там было окно, в которое она смотрела бы с тоской и стыдом, но там был только календарь с рекламой средства от насморка ― на него маман и переключила внимание, иногда шмыгая носом.
— Не переживайте, — улыбнулся Кожин девушке и негромко, но так, чтобы мамаша слышала, добавил: — Никто вас насильно не может принудить что-то делать со своим телом.
— Вот! Слышала! — резко повернулась мать. — А у нас налицо принуждение!
Кожин глубоко вдохнул. Он привык к тому, что люди старшего поколения считают тату-мастеров демонами-искусителями.
— Понимаете, это очень деликатный случай, — начала издалека девушка.
— У нас почти все такие, — признался косметолог.
— Моя мама познакомилась с очень хорошим, просто замечательным мужчиной…
— Это не твое дело, — вставила свои пять копеек мать, а Кожин уже не понимал куда ведет этот разговор.
— В общем, этот мужчина очень серьезный и интеллигентный, но при этом добрый и слегка религиозный…
«Боже мой, куда ты попала бедная девочка…» — думал про себя Кожин и уже мысленно ненавидел мать бедняжки.
— А у моей мамы… — опустила девушка глаза в пол, зарделась и стала красной, как азербайджанский томат.
Кожин напрягся: они подошли к сути.
— В общем, у нее этот проклятый Джими Хендрикс на копчике, и его надо убрать.
— Чего-чего? — не понял Кожин. — Какого еще Хендрикса с маминого копчика?
— Да я сама говорю: какого Хендрикса она меня жизни учит?! — не выдержала мать и вскочила с места. — Малявка жизни меня еще учит. Как будто я сама не разберусь!
— Мам. Тебя Николай точно бросит, если увидит твои эти наколки, и ты останешься одна. Повзрослей, наконец. Мне стыдно, что я тебе должна это объяснять.
— Стоп, — начал приходить в себя Кожин. — Так тату у вашей мамы? Не у вас?
— Да! Говорю же, Николай у нее. На сайте они познакомились. Он ее замуж позвал. Это очень восприимчивый человек. И не любит всякую там рок-музыку, тату, пирсинг. Я маму еле уговорила из языка штангу вынуть перед первым свиданием и маникюр нормальный сделать, без этих черепов дурацких.
— Зануда… — прошипела мать.
Кожин чуть не выпал в осадок. Он взглянул на обиженного возрастного ребенка и на праведную и упертую брюзгу двадцати лет отроду.
— Я все же повторю то, что сказал ранее, — обратился Кожин к матери: — Вы не обязаны.
— Она мне потом не простит. А я, как назло, люблю, — фыркнула мать.
Услышав это, молодая девушка улыбнулась и, откланявшись, покинула кабинет, сказав лишь:
― Спасибо. Я же как лучше для тебя хочу.
Когда дверь закрылась, мама хитро прищурилась, глядя на Кожина:
— Она просто не знает, что у меня еще Мэрилин Мэнсон на ягодице есть.
― Проходите на кушетку, ― еле сдерживая смех, махнул рукой Кожин.
Александр Райн
