- Специальный корреспондент
Они по 14 часов пасут оленей ночью и под проливным дождём, защищаются от волков и медведей, спят на шкурах животных, купаются в ледяной воде и могут заарканить оленя даже в густом тумане. Каково это — неделями не видеть солнца и целыми днями трудиться на холоде? Фотограф Андрей Осипов испытал на себе все сложности жизни в тундре и рассказал DV об одном дне из жизни кочевников.
Стоянка оленеводов совхоза «Ирбычан»
«Проснись! Ты всё пропустишь», — около 7 утра меня разбудил голос. Я продрог и, очнувшись, не сразу вспомнил, где я. Справа, укутавшись с головой в спальник, спала ветеринар Светлана, слева — водитель вездехода Рудольф.
Оленеводческая бригада №5 совхоза «Ирбычан» Магаданской области кочует в районе Охотского моря в 30–40 км на юго-восток от посёлка Эвенск. Каждую неделю оленеводы меняют место стоянки, чтобы разнообразить рацион оленей и не привлекать диких животных. Проблем с медведями и волками, забивающих оленей, у пастухов хватает.
В надежде согреться, я вытолкнул себя из спальника, наскоро оделся и выполз наружу. Накрапывал дождь. Тлело пепелище после костра. Всё вокруг, насколько хватало глаз, заволокло белой пеленой. Погода даже отдалённо не намекала на лето, да и температура в плюс 10 градусов говорила о скором приближении осени.
Чуть поодаль стояла брезентовая палатка, вся в пятнах и потёках. Всего в стойбище таких три. А ещё трактор и огромные сани-обоз, гружённые скарбом, продуктами и бочками с горючим. Резкий ветер трепал целлофан, защищавший палатки от влаги. Торчавшая буквой «г» жестяная труба дымила вовсю, заманивая меня согреться после холодной ночи.
Внутри палатки тепло. У входа несколько мятых алюминиевых кастрюль, в которые капала вода, просочившаяся через брезент. В печи на скрюченных ножках трещат дрова. Пол устлан ветками стланика, от жара он источает удивительно тонкий свежий аромат.
Условно жилище оленеводов можно разделить на три зоны. В дальнем краю — спальня с шкурами оленей и медведей. Справа от входа — кладовая с дровами, мешками продуктов и радиостанцией. Под потолком одиноко висит лампочка: на ночь здесь включают генератор. В обеденной зоне непривычно низкий фанерный столик, по-домашнему накрытый скатертью в цветочек. Возле него на корточках пил чай человек.
— Привет. Проходи, — начал оленевод лет 35-40, и его худощавое лицо растянулось в беззубую улыбку. — Меня зовут Костик.
— Вань! Ну ты проснёшься? Скоро сеанс связи, а ты дрыхнешь!
В углу зашевелился спальник, откуда показалась голова Ивана — широкоплечего жилистого парня 20 лет. Он молча протянул руку к обеденному столу, взял сигарету и спрятался вновь. Курить в спальнике было для него не проблемой.
Я согрелся лишь через час за беседой с Костиком, попутно уплетая с огромной прокопчённой сковороды свой ранний завтрак (отварную горбушу), и выпил сладкий чай, который здесь потребляют в невероятных количествах, практически каждый час. Своеобразный кофе-брейк в условиях тундры.
— Атол-1, — едва уловимо послышалось из приёмника.
— «Атол» — это позывной шести оленеводческих бригад совхоза, — сонно пробормотал Иван.
— Атол-5, как у вас дела? — продолжил голос.
— Дела отлично, облачность низкая, туман, лёгкий дождь, — ответил по радиосвязи Костик. — К нам вчера наконец-то приехал ветеринар и сегодня будем отлавливать хромых оленей. Посмотрим, что с ними. Надеюсь, не «копытка».
— «Копытка» — такая болезнь, когда из-за влажности копыта начинают гнить изнутри, — проговорил Иван.
Сеанс радиосвязи длился около часа. Голос перебрал все шесть бригад, узнавая погоду и уточняя, как обстоят дела с оленями. Дождь тарабанил по брезенту с невероятной силой, и всё же я решил вновь выйти на холод.
Далеко уйти не мог: не взял резиновых сапог, — поэтому направился к каменному берегу реки Вархалам, основному источнику пропитания и воды для оленеводов. Летом оленей не забивают — негде хранить мясо. Поэтому пастухи едят одну рыбу с крупой или сухой картошкой. Овощей и фруктов здесь нет.
Всего в стойбище четыре пастуха: Костик, Иван, Геннадий и бригадир Николай. Он живёт в отдельной палатке с женой Надеждой, пятилетней дочкой Ладой и новорождённой Кристиной.
Лето семья проводит вместе, а зимой жена с детьми уезжают в посёлок.
К часу дня на горизонте показались силуэты двух оленеводов. Они возвращались с ночной. Две тысячи оленей, подгоняемые лаем собак и свистом пастухов, быстро приближались к нам. Звуки их приближения напоминали треск костра.
Навстречу кочевникам вышел насквозь промокший Костик. Геннадию на вид 50, Николаю около 40. Оба полны энергии, несмотря на 14-часовую вахту.
Огромное стадо расположилось прямо рядом с палатками, и через мгновение уставшие олени уже плотно укладывались на землю, согревая друг друга. Сложно было поверить, что многотысячное стадо уместилось на пятачке в 30 м².
После короткого приветствия пастухи пошли по своим «домам» сушиться и отдыхать. Я проследовал за Геннадием в уже знакомую мне палатку. За чаем мы разговорились.
— День строится просто, — начал он. — У нас две вахты: дневная с 5 до 10 вечера, и ночная с 10 вечера до часа дня. В ночную вахту мы не пасём оленей до рассвета, а просто сторожим их прямо у стойбища и начинаем движение с первыми лучами солнца.
— Иногда, если совсем влажно и холодно, мы отпускам оленей пастись свободно, — подхватил Костик, — а с утра всей бригадой идём собирать их. Днём олени отдыхают, мы лишь смотрим, чтобы они не разбредались.
— В вахту ходим парами. С собой у нас карабин: встречи с медведями или волками ночью не редкость. Уходим за несколько десятков километров от стойбища, делая круг. Мы постоянно в движении.
Наша стоянка расположилась на небольшой сухой возвышенности у реки. Вокруг — кочкарник, болото. И бесконечный дождь лишь усугубляет положение. Порой оленеводы неделями не видят солнца. Морской ветер постоянно гоняет туман по равнине, воздух насыщен йодом.
Пообедали котлетами из свежепойманной горбуши и отправились за дровами. Места здесь пустые. Заросли стланика встречаются лишь по руслам рек. Поэтому бригада заготавливает дрова заранее: срубают стланик на местах кочёвок, оставляют сохнуть и потом забирают.
Вернулись с дровами и стали ловить оленей на ветеринарный осмотр. Николай, вооружённый маутом (арканом), направился в центр стада. Олени рассыпались по сторонам, но мы окружили их, чтоб не разбежались. Пока Николай высматривал хромых, ветеринар Светлана с пакетом медикаментов ждала с краю.
Только Николай заарканит оленя — ему на помощь спешит напарник: завалить и удержать здорового самца одному не по силам. За час удалось поймать шесть оленей. Светлана обрабатывала копыта, делала уколы или кастрировала молодых самцов, иначе их мясо непригодно в пищу из-за резкого запаха. Всего за день удалось осмотреть 15 особей.
Мало кому удаётся вжиться в работу бригад. Монотонность быта, скудная и однообразная пища, бесконечная борьба с холодом и дождём расшатывают нервы даже у самых привычных к лишениям людей.
К вечеру туман развеялся. На мгновение из-за туч показалось солнце. Подобной радости я в жизни не испытывал. Хотя надвигающаяся на нас огромная иссиня-чёрная туча сухой погоды не предвещала.
Костик ушёл мыться в лужу-пруд неподалёку. Рудольф и Светлана отправились рыбачить. Николай играл с дочкой, а я разговорился с Геннадием, пока тот отдыхал, сидя у костра. В лагере царила атмосфера сон-часа. Дневная вахта началась около 7 вечера. Стадо исчезло из виду, и стан и опустел.
Вернувшись из «бани», Костик развёл костёр и сжёг свою одежду.
— Я всегда так делаю: сжигаю старое. Хранить его всё равно негде, да и смысла нет, — объяснил он. — Когда выбираюсь в город, встречаю вечно куда-то спешащих людей. У каждого за плечами ворох ненужных вещей. И практически ни у кого нет времени оглянуться и перебрать прошлое.
Они все спят, что ли? Там ты один из тысяч, а здесь я чувствую себя человеком.
Солнце закатилось, осветив горизонт ярко-красным светом, около 10 вечера. На ужин Костик пожарил обычных лепёшек на дрожжевом тесте. Это были самые вкусные лепёшки, что я когда-либо пробовал. Уплетая их с маслом, я никак не мог поверить в простоту и чистоту вкуса.
Набежавшие тучи обрушили на наш лагерь проливной дождь. К полуночи вернулись с дневной вахты промокшие Иван и Николай. Стадо прибилось к палаткам, — на рассвете они вновь двинутся в путь.
Несмотря на повторяющуюся цепь ежедневных событий, время здесь имеет совершенно иное измерение. Жизнь в бригаде, впрочем как и вообще жизнь на Севере, напоминает трясину, — чем дольше ты здесь, тем сложнее выбраться.
Где-то в 7 утра меня разбудил голос…
