На Старый Новый год

[Собака]

После новогодних праздников на работе все были вялые, даже говорили с трудом. Вера подумывала в пятницу отгул взять, или хотя бы уйти пораньше, а тут оказалось ― Рамиль приехал! Из фирмы по обслуживанию оборудования. Весь день Вера с удовольствием наблюдала, как он работал ― уверенно и аккуратно. В конце дня подошёл документы подписывать.

― Завтра Старый Новый год, ― сказал Рамиль.

― Да, ― согласилась Вера, ― а ещё суббота, очень удачно.

― Как будешь праздновать?

― Ну как… Это у вас там, в Казани, разгуляево, а у нас городок тихий. Оливье нарежу и у телевизора посижу, а то что-то вымоталась я за эти праздники. Хочешь ― в гости приходи.

― Во сколько?

― Что во сколько?

― Во сколько приходить?

― Ко мне? ― Вера изумленно и растеряно уставилась на Рамиля, ― Тебе же сейчас в Казань ехать надо.

― Завтра снова сюда приеду. Бешеной собаке семь вёрст не крюк. Это поговорка такая, русская. Но если неудобно, ты скажи. Я не хочу, чтобы было неудобно.

― В пять, ― выдавила из себя Вера. ― Приходи в пять. Адрес записать?

― Я знаю где ты живешь, ― ответил Рамиль, тем самым добив Веру окончательно.



Личная жизнь у Веры не складывалась. Хотя мужики на неё посматривали, и она их не чуралась. Так что приключения были, раз в год в Геленджике уж непременно, но ничего путного не выходило. А ведь у каждой подруги по мужу, у кого и по второму. И дети у всех.

― Ничего, ― успокаивала себя Вера, ― сейчас и в сорок рожают, и в пятьдесят. Ой, в пятьдесят-то не хотелось бы.

Местные алкоголики все разобраны, надежда только на иногородних. На комбинат много кто приезжал, но чаще всего на сезон, или вообще в командировку, то есть, временно. И это снова приключение, а не жизнь. Большинство ещё и женатые, а с женатыми Вера зареклась ― больше ни-ни. Итак уж, восемь лет коту под хвост. Даром что в Москве, ну и за границу немножко поездили. В столице Вера осталась после института и возвращаться в родной Нево́лжск не планировала. Примчалась, когда мама заболела, тяжело заболела. И вскоре отошла, отмучилась. Вера и не знала сколько бы ей рыдать в пустой квартире, но стали приходить люди, с детства знакомые. Во всех скорбных заботах помогли. Поминки проходили тепло и без лишней тоски, маме бы понравилось. Даже начальство с комбината своим присутствием одарило. Прямо на поминках предложили Вере остаться, зря что ли учиться отправляли.

― Что там тебе, в этой Москве-то? А мы большие деньги на реконструкцию очистных получили. Оборудование берём по последнему слову, и финское берём, и немецкое по лицензии, казанского производства. Будешь лабораторией заведовать.

― Ух ты, очистные, как хорошо-то. Так что, не будет больше комбинат людей травить?

― Рыб. В смысле, воду будем очищать. А воздух-то нормальный, фильтры меняем регулярно, чего жаловаться-то...

― Да что вы говорите такое…

― Это ты сейчас с Москвы приехала, а поживёшь чуток, вспомнишь и обвыкнешься. Опять же, очистные будем и дальше развивать, ты этим и займёшься как раз, подумай, перспективы отличные. И зарплата сейчас не как раньше, а каждый месяц, верно говорю, земляки?

― Верно, раньше ещё хуже было, ― донеслось с разных концов поминального стола.

Решение Вера не сразу приняла, вначале с документами возилась, вещи разбирала, с подругами общалась, кто вернулся или не уезжал. Потом подумала ― действительно, что её в Москве ждёт? Съёмная квартира и давка в метро. А здесь остаться ― быть дальше от него, того самого. Чем дальше, тем лучше. Опять же, кто она в столице ― пылинка, что есть, что нет, никто не заметит. А здесь ― завлаб, со всех сторон уважение. Зарплата, правда, одинаковая, но до работы пешком, жилье своё, да ещё огород мамин, уедешь так пропадет. Про оборудование не соврали, в самом деле современное, удобное, не хуже московского. Благодаря оборудованию она и с Рамилем познакомилась, он был в бригаде наладчиков, на все вопросы отвечал кратко и точно. Со всеми бы так. Запуск лаборатории отмечали помпезно ― с шампанским, телевидением и начальством, местным и казанским.

― Хорошо бы именно вас, Рамиль, присылали на гарантийное обслуживание, ― сказала тогда Вера.

― Так шепните моему директору, а я с удовольствием, ― с улыбкой ответил Рамиль.

К начальству Вера тогда подойти постеснялась, но обслуживание поручили Рамилю, и он стал приезжать каждые три месяца. Случись чего ― можно было вызвать экстренно, но ничего не ломалось, а жаль, думала иногда Вера. Подруги, Ирка с Ямвикой, что-то учуяли и давай подначивать:

― Твой приехал!

― Так уж и мой, скажете тоже, ― отнекивался Вера. Может ей поначалу Рамиль не сильно-то и нравился, сейчас уже не вспомнить, ― он ведь женатый, небось.

― А ты спроси!

― Да не буду я спрашивать.

Подруги, однако, сами всё разузнали, доложили ― свободен!

― Тоже знаете ли… Мужику под сорок, из себя видный, руки золотые. И не женат. Странно как-то.

Ирка с Ямвикой только охали и дурой обзывали, ну а Вере-то что делать? Рамиль как-то всё о работе, легко с ним, это правда, но ведь проверит, наладит и в Казань укатит. А у Веры тем временем Геленджик, где о Рамиле можно и не думать. Всё равно ничего не дождёшься. Однако, дождала́сь. Неожиданно. И приятно.



С утра Вера побежала за продуктами. Продавщица, фамилия её была Пахомова, училась когда-то в параллельном классе. Нынче у неё центнер лишнего веса, трое детей и муж Борька.

― Шпрот сколько банок-то ― две?

― Две. А икра сильно солёная?

― Консерва же, где мне знать, чё там в ёй. Вроде, никто взад не приносил. Одну?

― Одну. И вот ещё… Шампанского бутылку.

― Во, классно-то, у нас всяко есть: и краснодарское со скидкой, и просекко, это из Италии, но без скидки.

― А настоящее, французское? Шампанское ведь только французское может быть.

― Да ты чё, бутылка-то больше пяти тыщ! Оно тебе надо? Да и нет у нас. Хотя…

― Есть?

― Блин, была бутылка, я её обратно-то отписала, раз не берёт никто. Щас найду, да где ж она… А вот, чё я говорила, пять четыреста! Обзывается ― Драппиер, чисто Франция. Одна бутылка и осталась, таких, кстати, нигде больше нет, не возят их больше-то.

― Правильно говорить: Драпье.

― И чё теперь? Пять четыреста! Другому всю зиму не просыхать на такие де́нюжки. Берёшь?!

― Да.

― Ох, у московских свои привычки! Или на комбинате вдруг премию дали?

― Ага. Как раз ― пять четыреста.

― Ежели так… Девки калякали, Рамилька-то в город зачастил… Профилактику делает, де потрогает, де подмажет.

― Заткнись, Пахомова.

― Молчу! Полный рот воды! Мандарины-то бу́дёшь брать? Жранья́ много не быва́т, я тебе новый ящик-то открою, ради такого дела…



С платьем и кружевным бельем Вера определилась ещё с вечера. А сейчас ― кухня. Вроде всё продумано и рассчитано, но время летит предательски быстро, уже почти четыре! Вдруг Вера охнула ― шампанское она мало того, что забыла в холодильник убрать, так ещё и возле батареи поставила. Что делать? Морозилка рыбой забита, разморозишь ― пропадёт. Хорошо хоть зима и мороз подходящий, и снега за ночь намело. Вера жила на первом этаже, балкона у неё не было. Набросив пуховик, она выбежала на улицу, поглядела вокруг, особо пристально ― на балкон Петра Семеновича, и быстрым движение сунула бутылку в сугроб. И бегом домой, в душ и к зеркалу, к зеркалу.



Звонок прозвенел минут на пять раньше назначенного времени. Да ничего, Вера уже была в полном боевом облачении. Пальто Рамиля показалось ей мокрым.

― Споткнулся тут. И в сугроб. ― смущенно объяснил Рамиль, ― Салям! Со Старым Новым!

― И тебя, ― улыбнулась Вера. ― Раздевайся, проходи, здесь вот ванная, я жду тебя в гостиной.

Рамиль вошёл в комнату, снова смущенно улыбнулся и перед тем, как сесть, поставил на стол бутылку французского шампанского «Драпье».

― Ой, а про шампанское-то я забыла! ― всплеснула руками Вера.

― Так вот, как раз. Французское, настоящее. Друг посоветовал именно такое, он с французами работает. Я и купил.

― В каком смысле «купил»? ― настороженно спросила Вера. Не узнать эту бутылку было невозможно.

― Ну как… В магазине. Но в хорошем, там палёнку не держат, ― сказал Рамиль, глядя на Веру честными глазами. Это был не розыгрыш. Это была ложь. У Веры похолодело внутри.

― А этикетка мокренькая чего-то.

― Так мы же с ней в сугробе лежали, ― рассмеялся Рамиль.

― Ах да, я помню, в сугробе, ― Вера попыталась взять себя в руки. ― Извини, я забыла спросить, что ты ешь, а что не ешь.

― Я всё ем, ― радостно отозвался Рамиль.

― По тебе не скажешь, ― заметила Вера, вспомнив, как летом он приезжал в обтягивающей футболке, с кубиками пресса. ― А я чуть зазеваюсь и сразу вес набирается.

― Ты очень красивая, ― сказал Рамиль.

― Вот как… Ладно, оливье с говядиной, яйца со шпротами, помидоры вот, сама закатывала, тут, как видишь, бутерброды с икрой, рыбка красная. Угощайся. И будет ещё пирог с капустой. Как бы, на горячее.

― Восторг! С чего начать?

― С чего хочешь. Начни с оливье.

― Отлично. Но сначала шампанское открою. Тебе же нравится такое?

― Нравится, ― кивнула Вера, закусив губу.

Какое-то время сидели молча. Рамиль ел, а Вера держала в руках бокал и не знала, что сказать. Потом зачем-то спросила:

― А почему ты не с семьей в праздник? ― прозвучало как-то зло. Но Рамиль не заметил.

― К родителям я на Новый год заезжал. Жены у меня нет, давно уже, развелись.

― А дети?

― Сын. Ему тринадцать. По воскресеньям общаемся.

― А зачем с женой развёлся? ― Вере не нравился тон, которым она задавала вопросы.

― Лучше спросить: зачем женился? ― не сразу ответил Рамиль, ― Она меня с армии дождалась. Мы гуляли-то перед призывом недели две. А она два года ждала. Я гордый ходил, у всех пацанов по-другому было. Потому и женился. Стали жить. Потом сын родился. А работа у меня всегда была в разъездах. С годами как-то стал понимать, что домой не хочется. Пока сын маленький был, конечно, к нему тянуло. А как подрос ― в компьютер уткнулся, отцу рад или не рад ― не понять. А жена только про деньги, других тем как будто нет. Ну да, согласен, денег всегда не хватает, но не воровать же идти. Я сколько мог зарабатывал, побольше других. И на себя не тратил. За лето на рыбалку если два разу схожу, то уже хорошо. Ремонт делал, по выходным ещё подрабатывал. А жена мне ― вот, я же тебя дождалась, а ты спиннинг купил. Я… один раз спиннинг купил, хороший и недорого. Как будто, ждать парня с армии это подвиг. Если любишь, то ждёшь. А если не любишь так и…

Рамиль замолчал, наполнил бокалы шампанским. Он был сильно взволнован.

― Нашла себе бизнесмена, сейчас с ним живет. Но меня заранее предупредила, чтобы без обид, по-честному. Я не возражал. Как живет ― не знаю, сын приходит― я не спрашиваю. Да и не спросишь, он как зайдет, сразу в компьютер и сидит там часами.

― Хочешь ещё салата? ― спросила Вера.

― Да. Вообще я оливье не очень… Моя… Ну, раньше в оливье всегда колбаса и морковка, а у тебя ничего такого нет и вкусно, очень.

― Я всё же химик, умею смешивать, ― Вера хотела улыбнуться, но получилось как-то вымучено.

― А я инженер-механик. И автоматику тоже знаю. Мне вообще-то не положено на гарантийное обслуживание ездить, это я директора упросил, чтобы тебя видеть.

― Меня? ― удивилась Вера. ― Что же ты раньше ничего не говорил? Ведь без малого два года знакомы.

― Сказали, что у тебя был кто-то.

― Кто сказал?

― Женщины.

― Хм… Странно. Но допустим. А что эти женщины сейчас говорят? Что у меня нет никого?

― Я не знаю, что сказать, ― взгляд Рамиля на мгновение стал по детски несчастным. ― Хотя нет, знаю, извини. Для меня каждый приезд в Нево́лжск, как праздник. Тебя увижу, и всё сразу иначе.

Как-то правильно и хорошо. Наверно, это неожиданно прозвучит. Точнее, наоборот. Или… Но не важно уже. Выходи за меня замуж, пожалуйста.

Веру била мелкая дрожь. Она пыталась глубоко вздохнуть, вздох получался прерывистым.

Вера смотрела на Рамиля и видела золотую фольгу стоящего между ними шампанского.

Зачем же он так, ну зачем. Лучше бы наелся и в койку потащил, да она бы только за. Утром встал и уехал, и ни о чем думать не надо, увидимся ещё ― хорошо, не увидимся и ладно. А он вон чего, на улице нашёл и к женщине пришёл, предложение делать. На всю жизнь, на всю жизнь с этой вот бутылкой. И что же мне теперь, что же, что...

― Ты… ― слова давались с трудом, ― ты не мог бы сейчас… уйти.

― Я что-то не так сделал? ― глухо спросил Рамиль.

― Нет, нет. Дело не в тебе… Как в таких случаях говорят, ты хороший, добрый, умный, замечательный. Но я прошу тебя уйти. Дело во мне, конечно, во мне, я не знаю, может в маме немножко, хотя причём тут мама, уходи, очень тебя прошу, пожалуйста. И забери с собой эту бутылку.

― Там уже нет ничего, ― сказал Рамиль, вставая.

― Тем более.



Вера вышла в прихожую, смотреть, как он одевается.

― Хочешь, я тебе в дорогу пирог заверну.

― Я не люблю капусту, ― ответил Рамиль и ушёл.



Закрыв за ним дверь, Вера вернулась в комнату, выключила свет. Стала видна улица, там снова была метель. Вера включила телевизор, ― давали новогоднюю программу, ― и, взяв мамин плед, свернулась под ним калачиком на диване.

Январь тянулся ещё долго. Февраль был побыстрее. Первого марта в небесной канцелярии как будто посмотрели календарь: ярко засветило солнце и всё стремительно стало таять. Никто не помнил такого тёплого первого дня весны. На работу Вера шла в зимних сапогах, обратно было впору надевать резиновые. У подъезда образовывалась огромная лужа, Вера пыталась её обойти по ещё нерастаявшим островкам снега, с острыми краями в чёрных крапинках. Отовсюду вылезал наружу мусор, накиданный за зиму с балконов ― окурки, презервативы, фантики, блеснула на солнце золотая фольга.

Стоп! Фольга?! Наступив в лужу, Вера нагнулась и вытащила из-под снега бутылку французского шампанского «Драпье». Этикетка тут же отвалилась, но не узнать эту бутылку было невозможно.

― Ой, ― сказала Вера.

Войдя в квартиру, она первым делом скинула промокшие насквозь сапоги, надела сухие носочки. Потом долго сидела на диване, пытаясь собраться с мыслями. Собравшись, взяла телефон и набрала номер.

― Что-то сломалось? ― спокойным голосом спросил Рамиль.

― Нет, оборудование в порядке. Я не по этому звоню. Дело в том, что… Ты не мог бы повторить вопрос?

― Так сломалось или нет?

― Ой, не про то. Знаешь, КВН когда показывают, там у них есть «разминка». Команде надо на вопрос ответить, а они, чтобы время-то потянуть, просят вопрос повторить.

― Я не смотрел.

― Если ты повторишь, что спрашивал у меня на Старый Новый год, то я отвечу: да, согласна.

Молчание было долгим, а потом очень долгим. Вера понимала, что ей лучше ничего не говорить и прошептала: «Слышишь?»

― По телефону неправильно, ― наконец отозвался Рамиль, ― Я возвращаюсь в Казань к длинным выходным, и восьмого марта приеду к тебе.

― Прекрасный подарок, ― тихо сказала Вера.

― Что? Не расслышал.

― Я буду ждать. Про капусту помню, а какой пирог твой любимый?

― Хм… Балиш с курагой.

― Вот такой и спеку.

― Ты умеешь?

― Я научусь.




©2021