Аэропорт Домодедово был изъят государством у его владельцев — Дмитрия Каменщика и Валерия Когана — за три дня и без какого-либо заметного скандала. По мнению социолога и генерального директора ЦСП «Платформа» Алексея Фирсова, Каменщик, когда-то задававший тон в развитии авиаперевозок, не поймал момент, когда сохранение бизнеса в России стало не менее стратегическим вопросом, чем его развитие. А сохранение — это поддержание «химии» в отношениях с властью
«Недолго музыка играла», — говорил в московском бизнес-клубе один аналитик, обсуждая стремительное изъятие аэропорта Домодедово у его владельцев. «Вообще не играла, — дополнил его собеседник. — Не успела сыграть».
Действительно, никогда еще в современной России собственность не изымалась с такой непринужденной легкостью, как в последние годы. Первые атаки на и его партнера лет 15 назад, но если раньше силовики и чиновники вязли в судебных разбирательствах, то теперь случился блицкриг (с нем. «молниеносная война» — стратегическая военная доктрина, ориентированная на достижение победы в короткие сроки. ): стремительное обращение в арбитражный суд, , , и даже за этот короткий срок успел заявление, что Домодедово как актив ему неинтересен. Мало кто сомневается, что аэропорт скоро перестанет быть частным, хотя Каменщик, по слухам, в России и намерен бороться.
Тихий передел
Еще несколько лет назад вокруг этой истории мог бы случиться эффектный публичный скандал — медиа писали бы о нарушении сакрального права собственности, Александр Шохин в РСПП тревожно ударил бы в колокол, Financial Times выпустила бы материал о непрозрачном рынке в России. Масштаба процесс не достиг бы — для этого надо быть иностранцем не только по паспорту, но резонанс вышел бы за пределы страны. Сейчас аудитория, скорее, пожимает плечами: «Время такое, а что вы хотели?».Конечно, при отсутствии официальных интерпретаций, есть много объяснений, почему все так вышло: сложная офшорная структура владения, которая должна была снизить риски, а на самом деле их увеличила; иностранное гражданство конечных бенефициаров и их фактическое нахождение, стратегический характер актива. На это накладывался сложный характер владельца, который, с одной стороны, фанатично предан своему детищу, на уровне микроменеджмента, чем, кстати, довольно сильно раздражал часть своих топ-менеджеров, а с другой — напрочь лишен «химии» с властью, для поддержания которой нужна масса деталей и тактических приемов.
Вроде бы функцию GR (government relations — сфера взаимодействия частного бизнеса с представителями органов власти. ) должен был выполнять , однако уровень закрытости партнеров настолько экстремален, что понять их ролевые модели со стороны невозможно. Явным дефицитом выступило отсутствие навыков публичной деятельности, которая вряд ли бы изменила финал событий, но как-то усложнила бы игру. Иметь сильную PR-службу, владея таким чувствительным активом, как Домодедово, просто необходимо — не для запоздалых реакций, а для превентивной игры на публичных инструментах. Хорошую коммуникацию недооценивают еще чаще, чем переоценивают.
Можно согласиться, что у Каменщика плохо с корпоративным «софтом»: проблемы с GR, HR и PR. Наверняка, прекрасный профессионал в области авиаперевозок, трендсеттер в прошлые десятилетия, он не поймал момент, когда сохранение бизнеса не менее стратегический вопрос, чем его развитие. А сохранение — это отношения. Просто развивать актив в позиции: «Я делаю свое дело, что вам еще нужно?», — сегодня недостаточно.
Формула отношений
Давайте тогда поставим вопрос: а что нужно сверх этого? Ведь изъятие собственности идет по стране последние годы поступательно, системно, без особого внимания к возражениям бизнес-сообщества. Касается оно не только стратегических предприятий вроде Домодедово или , но и гостиниц ( , бывшая «Москва»), торговых домов ( ), агросектора ( ), стадионов ( ). Процесс захватывает даже вполне системных личностей, пользующихся протекцией супертяжеловесов. Сразу после владельцев Домодедово под каток бывший руководитель «Роснефти» Сергей Богданчиков со своими сахалинскими активами — человек системы без подозрений в космополитизме.Информационное поле перенасыщено подобными кейсами, потому что в нем сошлись три потока: пересмотр приватизационных сделок 1990-х, изъятие активов у бизнесменов с «низкой гражданской ответственностью», выкуп компаний у ряда иностранных акционеров. Все вместе дает картину интенсивного передела, спровоцированного чрезвычайной ситуацией. Но объяснять его только особенностями военного времени было бы упрощением. Россия относится к числу культур с довольно конвенциональными понятиями о владении: негласный кодекс ставит предпринимателя в промежуточное положение между владельцем и управляющим. То есть ты больше, чем СЕО, но владеть крупной компанией — не то что владеть личным автомобилем или аксессуаром, здесь всегда есть доля условности. Раньше либеральные экономисты считали эту особенность временным пережитком социализма, но теперь ясно, что ее корни глубже, и бороться с этим свойством так же глупо, как пытаться стереть черные полосы у зебры.
При этом можно сформулировать критерии, которые делают предпринимателя относительно защищенным, по крайней мере, снижают его персональные риски. Первый, формальный: относительная чистота получения актива. Далее, локализация: сам владелец — и в юридической, и в физической форме — должен находиться в России, быть в зоне быстрой досягаемости. Третий: лояльность. От бизнесмена не требуют демонстративного верноподданичества, но ожидают эмпатии, а вот как ее проявлять — в этом и состоит современное искусство тонких настроек. Есть еще ряд желательных факторов: социальная активность, отсутствие демонстративного потребления. Ничего, что создает риск социального напряжения, — не будем забывать с «Башкирской содовой компанией». Все это создает ту самую «химию», которая формирует из власти и бизнеса единую экосистему. И конечно, не надо экономить на функциях, связанных с коммуникациями. Ведь в классическом определении собственность есть система отношений, а не просто вещи.
